" Не помню, в чьем сборнике стихотворений – Вознесенского или Евтушенко – вычитала я эту фразу еще в ранней юности и вздрогнула от узнавания. Да, именно так я и ощущала себя долгими днями, когда родители «выясняли отношения». Причем в их системе ценностей открытый конфликт относился к числу явлений, безусловно, запрещенных, поэтому после обмена парой-тройкой очень общих фраз, которые собеседник, предполагалось, должен расшифровать в нужном ключе и извиниться, родители замолкали, устраивая друг другу, а заодно и мне, многодневный бойкот.Почему мне? А потому, что ответственность за все семейные неприятности прямо или косвенно возлагалась на меня. Я металась между обоими родителями, тщетно пытаясь примирить их, разбить ледяную стену молчания, но все попытки оказывались безуспешны. Дней через пять конфликт потихоньку сходил на нет, чтобы через некоторое время вспыхнуть с новой силой.

Помню свое недетское отчаяние и обреченность, с какой я в одиннадцать – двенадцать лет обдумывала, что мне делать, когда родители разведутся. О «если» речь не шла, наш дом штормило с двенадцатибалльной силой, папа напрямую говорил, что жить с мамой больше не может, а меня в буквальном смысле слова раздирали на части два противоречивых чувства. Сердцем я хотела после развода остаться с отцом, он мне был намного ближе. Но головой я прекрасно понимала, что такого двойного «предательства» мама не перенесет, и что с моей стороны оставить ее будет подлостью. Тогда и пришла совершенно отчетливая взрослая мысль о том, что я должна пожертвовать собой, отказаться от всех своих желаний, только не делать маму еще более несчастной. От этой мысли меня в буквальном смысле слова охватил могильный холод…

Родители мои так и не развелись, причем я не решаюсь сказать « к счастью» ли это было. Напротив, мне очень часто кажется, что мы все трое на самом деле были бы в итоге гораздо спокойнее и счастливее, если бы прекратились все эти бесконечные ссоры и выяснения отношений. Был еще и второй выход из ситуации – родителям научиться находить общий язык и терпеть несовершенства друг друга, но это уже относилось к области ненаучной фантастики.

А еще я с самого раннего детства, пожалуй, что лет с двух, помню ощущение тоскливого ужаса, которое охватывало меня при первых же звуках семейной грозы. Казавшееся таким надежным убежище – дом, семья, — на самом деле оказывалось шатким и угрожающим, и причиной всего этого ужаса была я. Поистине лучше бы мне было не родиться на свет…

Став старше и перечитав множество умных книг, я нашла подтверждение тогдашним своим ощущениям. Все врачи и педагоги, занимающиеся вопросами раннего детства, не сговариваясь, твердят одно и то же. В силу естественного эгоцентризма маленький ребенок именно себя считает центром и первопричиной всех происходящих вокруг него событий. Поэтому если самые главные на свете люди – мама и папа – ссорятся, то это может быть только по одной причине – из-за того, что ребенок отчаянно плох, не оправдывает возложенных на него семьей ожиданий, а то и вовсе зря родился. Естественно, происходит это не на сознательном уровне, ведь малыш еще совершенно не способен к рефлексии и не умеет облекать свои чувства в подходящие слова. Но поведение такого вот ребенка меняется весьма ощутимым образом. Кто-то становится грустен и тих, кто-то наоборот начинает переживать вспышки бурной ярости и гнева, кто-то грызет ногти, кто-то возвращается к младенческим привычкам, требуя соску или грудь и писаясь в штаны, у кого-то нарушается сон и возникает потребность спать только в родительской кровати. Кто-то ни днем, ни ночью не в состоянии оторваться от старших, требуя постоянного физического контакта, кто-то опустошает сахарницы, заедая сладким непереносимую душевную боль…
А в самых тяжелых случаях у детки может неосознанно возникнуть нежелание жить, стремление поскорее покинуть этот свет и тем самым развязать родителям руки, сделать их счастливее. Отсюда отчасти растут и тяжелые болезни, и рискованное подростковое поведение. Не у всех, конечно, но у многих за этим кроется желание исчезнуть, перестать стоять на родительском пути.
Самое главное, что подобное конфликтное детство создает у растущего человека убеждение в том, что окружающий мир преисполнен непреодолимых опасностей, населяющие его люди враждебны, а создание семьи неминуемо сопряжено с непониманием и конфликтами. Так, может, ну ее, семью эту, без нее спокойнее?

Спрашивается, и что же нам, родителям, делать в такой ситуации, как уберечь детей от наших ссор? Понятное дело, совсем ровной и гладкой семейная жизнь не бывает, особенно в первые годы, когда юные супруги только учатся притираться друг к другу, невольно, но весьма чувствительно сцепляясь своими «шероховатостями». Самый главный совет дан еще на заре христианства – тяготы друг друга носите. Многие понимают под словом «тяготы» беды, проблемы, болезни, и это, безусловно, верно. Но наша самая первая и самая тяжелая тягота – это наши характеры, гордые, неуступчивые, эгоистичные. И потерпеть вот это, где-то промолчать, где-то шуткой смягчить назревающий супружеский гнев – это и есть самое главное ношение тягот друг друга.

Но как быть, если общего языка найти не получается, а внутри раздражение уже кипит, пытаясь выплеснуться наружу? Копить его в себе или показывать окружающим? Я скажу – ни в коем случае не копить. Но и выпускать его наружу надо с умом. Не на супруга и детей, пусть даже в чем-то провинившихся, а в среду нейтральную и безопасную. Лучше всего покричать, размахивая руками, ломая сухие палки, кидая камешки в воду где-нибудь в лесу, на пустынном берегу реки или в любом другом уединенном месте. Можно позаниматься каким-то энергичным видом спорта, танцами, хотя бы просто попрыгать дома, скандируя какие-то ритмические стишки. Главное – снять мышечный зажим и выпустить на волю рвущийся наружу крик. Если это по каким-то причинам невозможно, то хотя бы взять лист бумаги и ручку и записать все то, что так сильно злит и раздражает, стараясь при этом понять, почему и чем зацепил именно этот момент. Ну а когда первый всплеск эмоций пройдет, тогда можно уже и поговорить с супругом, не впадая в обвинительный пафос, а спокойно по-взрослому объясняя, что именно вам не понравилось, почему, и каким образом вам бы хотелось избежать подобных неприятностей в будущем.

И, самое главное, постарайтесь не выяснять отношений перед детьми, особенно демонстративно хлопая дверьми и «уходя навсегда жить к маме». Но если уж детка все-таки стала свидетелем вспышки родительских эмоций, то самое главное, что можно для нее сделать – это успокоить, объяснить, что ничего страшного не произошло, что папа с мамой по-прежнему любят и друг друга, и ребенка, и что после грозы непременно снова засияет солнце.

И еще, хорошо бы нам всем не забывать, что нет на свете таких вещей, которые стоят испорченных отношений, растрепанных нервов и обидных несправедливых слов, которые в пылу ссоры мы кидаем в лицо тем, кто нам дороже всего на свете. И что мягкостью, любовью и лаской любое дело можно решить намного легче и быстрее, чем ссорами и руганью.

Маленький ребенок — еще не самостоятельный, сам он не удерживает в голове, что нужно двигаться в определенном ритме, не осознает времени (это особенность детского восприятия), не обладает возможностью быстро выполнять некоторые действия.

Быстрота человеческих реакций в целом связана с тем, насколько завершен процесс миелинизации нервных волокон. Нервные волокна у нас покрыты миелиновой оболочкой. Она играет роль своего рода изоляции. По изолированному проводу ток течет быстрее. По миелинизированному нервному волокну импульсы поступают быстрее, человек может быстрее реагировать. Поэтому, чем младше ребенок, тем медленнее его реакция.

Тут есть поправки на индивидуальность, на темперамент. Некоторые дети изначально быстрее реагируют, чем их сверстники, а некоторые — изначально медленнее. Но в целом ребенок реагирует и действует медленнее, чем взрослый. Где-то до 6 лет идет активная миелинизация, самый активный период — до двух лет, особенно первые полгода.

Процесс миелинизации нервных волокон, связанный с созреванием нервной системы, продолжается все детство.

Только начиная с 12 лет миелинизация окончательно заканчивается, дозревает так называемая третичная доля головного мозга. Ребенок начинает не только быстрее реагировать, но еще реагировать интегрировано.

Для чего я все это говорю? Просто родителям часто кажется, что ребенок СПЕЦИАЛЬНО делает медленнее, чем может. Назло не вписывается в ритм родителей, в график, составленный родителями.

А большинство детей просто не могут реагировать так быстро в силу своих физиологических и нейрофизиологических особенностей. Процесс миелинизации не закончен, лобные доли не дозрели. Компьютер с меньшей оперативной памятью. Ребенок, собираясь гулять, натягивает колготки, но делает это настолько медленно, что мы его уже готовы стукнуть. Если же он одну колготку надел, потом задумался, сказал, что это у него — рельсы, и — пошла игра, не связанная с одеванием, это уже воображение.

У ребенка есть способности, которые у нас уже исчезли. Правое полушарие, связанное с творчеством, фантазией у нас работает гораздо хуже, чем у детей. Мы просто не такие творческие люди, эти способности у нас уже ушли.

Ребенок — дошкольник осваивает мир через игру. У него пакетный способ получения информации. Поиграл, скажем, в железнодорожника, и сразу понял массу всевозможных сведений, возможно, освоил навыки. Но это мешает исполнению формальных обязанностей и попаданию в ритм.

То есть, с ритмом проблемы возникают по нескольким статьям. Взрослый может быстрее действовать, потому что у него оперативной памяти больше, пользуясь аналогией с компьютером. Взрослый умеет не отвлекаться, у него есть концентрированное внимание. У ребенка-дошкольника нет возможности концентрировать внимание. До семи лет произвольное внимание не зрелое. Оно может сконцентрироваться, но очень ненадолго.

Мы имеем дело с существами другого вида. У дошкольников другой обмен веществ, они совершенно иначе воспринимают реальность и действуют в ней. Плюс, они еще невероятные фантазеры, которые отвлекаются и играют в любой момент. Если они умеют играть.

Фантазия, между прочим, это предтеча интеллекта. Если ребенок хорошо играет, это значит, что потом у него все в порядке будет с формальным интеллектом, скорее всего.

...До 6,5 лет мы вообще не можем ждать, что ребенок знает, что такое пять или десять минут. Он не знает. Кстати, есть и взрослые, у которых так и не включился таймер. Но в основном, люди, начиная с 10-14 лет знают внутренне, сколько это — примерно 10 минут, 15 минут, 45 минут. Школа дрессирует на понимание промежутков, кратных 45 минутам.

Если дошкольник во времени не ориентируется, спешить он тоже не может. Это мы знаем, что у нас осталось 10 минут до выхода! А для ребенка 10 минут — это когда мама уже очень сердится.

Нормативные конфликты — это те, что повторяется из дня в день по определенному поводу. Сколько из них выпадают на спешку?

Если посмотреть, что помнится из нашего детства? Мы не помним, что нужно было куда-то успеть, но помним, что мама — сердилась, что папа нервничал. Что мы опаздывали — мы не помним, потому, что это было не в зоне нашего внимания. Мы не помним, что нужно было лечь в 9 часов, но помним, как это было устроено.

Это я не к тому, что надо все отпустить, никого не укладывать и не торопить. Мы, взрослые, отвечаем за структуру дня, структуру недели. И наши родители в свое время делали тоже, но мы не помним. Зато мы помним эмоциональный соус, как это было. И особенно помним яркие моменты, которые, как правило, окрашены отрицательно.

На стыке наших планов и реальности

Человек, который находится в ситуации спешки, часто перепланирует и не оценивает реально, сколько можно успеть в спокойном темпе. Мы все, жители большого города, склонны перепланировать. Поскольку все ритмы усилены, происходит большое количество событий за единицу времени, кажется, что в день, в час, в полчаса можно уместить очень многое.

А дети, как мы говорили, они медленные. И когда запланированное не умещается в ожидаемый отрезок времени, возникает гнев. На стыке наших планов и реальности. Этот гнев часто очень обидный.

Есть гнев, как проявление характера человека — яркого, живого, но и гневливого. С таким гневом бороться сложнее. А вот с гневом от перепланирования, мне кажется, стоило бы попробовать что-то сделать.

Пока дети дошкольники, и не ходят в детский сад, это проще. Такой гнев особенно начинает настигать семью, когда появляются школьники, либо дети, которые должные вовремя попадать на занятия.

К тому времени, когда первый ребенок пойдет в школу, хорошо бы научиться что-то делать со своими ощущениями времени и с попаданием количества дел в промежуток времени.

Маленькие дети не любят одеваться на улицу. И собрать их — это ситуация повышенной гневоопасности. Одна моя знакомая говорила: «сначала одеваешь старшего, и пусть кричит, потом младшего — пусть кричит, а потом одеваешься сама».

Маленькие дети не только не понимают, что надо торопиться, они не осознают, как связанно то, что они сейчас будут одеваться во все эти жаркие одежки, с играми на улице. У детей до 7–8 лет не простроена масса логических связей со временем, с последовательностью событий.

В случаях одевания малышей на улицу нужно гибко приспосабливаться к ситуации. Обычно помогает поощрение в середине одевания либо разбивание процесса на две части. Оделись до полуготовности, в теплых штанах — и в этот момент всем детям что-то вкусненькое.

Вы заранее договариваетесь, что на ребенке должно быть одето, чтобы он получил, например, сушеное яблочко. Для детей есть чудесный способ напоминания, для дошкольников — зрительный. Они же в голове еще ничего не удерживают, у них долговременная память не работает. То есть, в коридоре можно повесить картинку — мальчик или девочка в комбинезоне, в свитере, и птичка несет ему яблочко. Такое напоминание — как дорожный знак, пиктограмма. Это адекватно возрасту. А наши напоминания дошкольникам неадекватны возрасту.

Для детей сложны все переходные моменты, ситуации перехода от одного к другому. Дети любят играть дома, дети любят гулять. Момент перехода одного к другому — сложен. Дети любят играть, и есть любят. Но перейти от игры к обеду — сложно. Дети нуждаются во сне, но попробуйте их уложить! Преодолевать трудности перехода — отдельное искусство.

Потому, что ребенку тяжело одеваться, неприятно и непонятно, зачем это нужно. Ребенок не понимает, что если мы сейчас не выйдем, у нас весь режим сдвинется.

В ситуации спешки с одеванием родительский гнев возникает потому, что родитель осознает последствия опоздания. А ребенок не осознает. И не должен осознавать. Это мы головой понимаем, что не должен, но в момент одевания нам хочется, чтобы кто-то разделил груз ответственности.

Бессмысленно постоянно повторять даже для ребенка более старшего возраста: «давай быстрее, давай быстрее». «Техника попугая» — не работает. Если вы что-то сказали больше, чем два раза, остальное повторение — просто как фон.

Проблема, когда ребенка трудно уложить, а утром — рано вставать, и родители нервничают. Надо разбираться — потому, что дети могут долго не засыпать, или потому, что дожидается с работы папу, или ребенок перевозбужден и долго не может заснуть. Все дети разные, и бывают случаи, когда режим не помогает.

Многие родители не используют возможность поговорить с ребенком о собственном гневе. Обычно какая схема работает? Мы думаем, что сегодня уже больше не разозлимся. Мы же вчера злились, потом раскаивались, себя ругали, обещали не дергать детей, и рассчитываем, что это никогда не повторится. И не используем возможность подготовиться к тому, что и сегодня мы вполне можем разозлиться. И, возможно, завтра и послезавтра тоже будем злиться.

В итоге — не готовимся к ситуации, не думаем, что с ребенком можно поговорить, к примеру: «Знаешь, когда на часиках стрелки стоят вот так, а ты еще не спишь, я уже очень сердита. Помнишь, Золушка как бежала, когда не успела спокойно уйти, и стрелки встали вот так?».

У ребенка — наглядное мышление, ему нужны наглядные примеры. Если мы ему просто что-то рассказываем ему, то читаем книжку без картинок. Ребенок просто не воспринимает теоретические утверждения.

Стикеры. Липкие листочки. Можно вешать и напоминания, и поощрения. Скажем, вы вешаете желтые листочки там, где хотите что-нибудь напомнить ребенку. «Не забудь почистить сапоги», «Убери грязные вещи в корзину для белья». Рядом можно красные: «Молодец, вчера ты очень хорошо почистил сапоги».

Если ребенок не читает, это должна быть картинка. Вместо того, чтобы говорить: «Убери игрушки, прежде чем смотреть мультики», вы на телевизор клеите стикер с картинкой — игрушки убраны, телевизор работает.

Нарисованные картинки хороши для детей от 3 до 7 лет, дальше можно писать.

Никакой способ, даже самый прекрасный, не работает больше 2–3 недель, если его «не разбавлять» другими способами.

Замедлить время

Жителям больших городов, мне кажется, нужно иметь такой карманный «замедлитель времени». Особенно когда первые дети начинают повсюду ходить (на кружки, занятия), надо так спешить, такая пружина закручивается: вышел, пришел, переоделся, поел, заснул, проснулся, пошел опять… Как расписание скорого поезда. И все можно успеть, хотя с большим количеством спешки, с количеством сопутствующего гнева.

И важный навык — это замедление времени. Желая все успеть, мы не даем ни себе, ни детям возможности просто быть, ничего не делать.

Часто нельзя снизить количество гнева в семье, пока не будет «островков неделания». Детям нужно дать возможность поиграть, себе — почитать книжку, выпить чаю.

Все равно, все дела в семье, где есть дети, не кончатся. Не нужно пытаться делать несколько дел одновременно…

Важно, чтобы как можно меньше было травматики от ритма, и у взрослых, и у детей. Чтобы особенно в дошкольном возрасте детей меньше невротизировали городские ритмы. Всегда смотреть — какой ценой достаются те или иные занятия. Можно на всех накричать, если опаздываете, всех построить, и вы успеете. Вопрос — надо ли.

Бывает, что мама совершенно из перфекционистских соображений, из желания быть очень хорошей мамой, делает столько всего, и в таком темпе, что времени на качественное общение не хватает, и она воспринимается, как злая мама. И она же воспринимается как невнимательная задерганная жена.

Особенность ритма современного горожанина — перепланирование, перестимуляция, перегрузка. И на наших детей, которые маленькие, и, соответственно, более медленные, это влияет и невротизирует.

А на нас это влияет так, что возникает чувство, что мы ничего не доделываем, не успеваем. От этого «пере» возникает ощущение «недо». Недоделали, недогладили, недоубирали, недочитали, недозанимались.

На стыке этого «пере» и «недо» возникает гнев, как несогласие с ситуацией.

...Для чего нам это все знать? Чтобы понимать: вот здесь я злюсь, потому, что я не выспался, здесь — потому, что я не отдыхал, здесь — потому что короткий световой день. Здесь — поскольку мне не с кем поговорить, здесь — потому, что ребенок не понимает время.

Что с этим делать?

Если вы это увидели, даже если уже начали какое-то гневное действие, важно в тот же момент попытаться прекратить. На середине слова.

Если вы не замечаете все-таки начало этого гнева, пропускаете этот момент, можно предупредить ребенка: «Если ты услышишь, что я кричу, спокойно скажи мне: «мама, ты сейчас кричишь». Или договориться с кем-то из близких о возможной формулировке. Это может быть даже не слово, поскольку слова могут вызвать и негативную реакцию, а сигнал, жест, условный знак, размахивание флажком. И когда вы получили сигнал, нужно оторваться от гнева.

Порой люди гневаются не останавливаясь, потому что думают, что гнев может совершить какую-то полезную работу. Может казаться, что все испугаются и все сделают, что гневом можно добиться послушания, предупредить ребенка об опасности.

Нужно посмотреть: а умеете ли вы добиться того же другим способом, а не через гневную вспышку. Гнев часто является символом беспомощности.

Противоположность гневу — волевое действие, высказывание, но без этой громкой эмоции.
Идеал — когда родитель является авторитетом, не нуждающимся в «тяжелой артиллерии», когда слово родителя действительно имеет вес. Но это не дается по умолчанию. Каждая семья с каждым следующим ребенком вырабатывает это сама.

Если дети немного подросли, мне кажется, полезно объяснять им, что мама сейчас не в рабочем диапазоне, но не по их поводу. И доносить информацию понятно для восприятия.

Я бы рекомендовала книги Гэри Чепмена, Росса Кэмпбелла «Пять путей к сердцу ребенка» и «Переориентация поведения детей» Кэтрин Кволс.