Начнем с того, что Янукович сам в течение года компостировал украинцам мозги о том, как это круто — вступить в Европу. А после того, как Путин сделал ему предложение, от которого нельзя отказаться, Янукович развернулся на 180 градусов. Так нельзя в демократической стране. Только в диктатуре можно развернуть политику на 180 градусов.

И люди вышли на Майдан, и после этого у Януковича хорошего выбора не было, потому что чем дольше люди невозбранно находились на Майдане, тем больше это разъедало власть Януковича, и было уже ясно, что выборы 2015 года он проиграет любому сопернику.

Но Янукович из всех плохих выходов избрал самый худший: он решил Майдан зачистить. Не разогнать, заметьте, а именно зачистить. Анализ событий 30 ноября не оставляет сомнения, что приказ был отдан не на разгон, а на избиение.

После этого у Януковича опять не было хорошего выхода, потому что Майдан разошелся еще пуще, но президент из всех плохих выходов снова избрал худший: Рада приняла законы, согласно которым любая форма протеста оказывалась незаконной.

Такие законы можно принимать, только если есть сила их соблюдать. Такой силы у Януковича не было: и как только Майдан не послушался этих законов и собрался с новой силой, стало ясно: государство Януковича утрачивает монополию на насилие. А революция — это и есть утрата государством монополии на насилие.

После, в течение нескольких недель, Янукович придерживался странной тактики, которую можно описать так: «руководителей — купим, рядовых — запугаем, а западным лохам скажем, что эти майдановцы сами себя избивают, чтобы скомпрометировать власть».

Относительно рядовых участников ставка была сделана на индивидуальный террор — «титушки» вылавливали, били и даже убивали майдановцев. Относительно лидеров — Кличко, Яценюка и Тягнибока — ставка была сделана на переговоры. Эти переговоры были классической иллюстрацией переговоров, которые ведут для того, чтобы ни до чего не договориться, а просто — чтобы сказать Западу: «Вот видите, мы же ведем переговоры. И даже предлагаем Яценюку стать премьером, а эта недоговороспособная оппозиция не соглашается».

Все кончилось в один миг — в прошлую пятницу, когда Евросоюз, несмотря на всю свою импотенцию, ввел санкции, и оказалось, что ни один человек — даже из собственной Януковича партии жуликов и воров — не согласен рисковать награбленным и хранящимся в западных банках добром ради Януковича.

Еще утром в пятницу Янукович считал, что все под контролем, а к вечеру он уже был в Харькове и безуспешно пытался получить от Юлии Тимошенко (она еще сидела в тюрьме) гарантии безопасности в обмен на ее свободу. Разумеется, не получил: у Тимошенко не было ни единой причины их давать, а на свободу она вышла и так.

Самая удивительная для меня часть российской реакции на все это — либеральные причитания по поводу того, что «в Украине насилие применяли обе стороны. Ужас-ужас-ужас. С насилием нельзя». Насилие — плохо, но давайте поговорим как политологи, без всяких призывов. Революция происходит тогда, когда государство утрачивает монополию на насилие. Делегитимизация режима происходит не тогда, когда режим стреляет в собственных граждан, а когда граждане стреляют в режим и остаются безнаказанными. Я сейчас не даю моральных оценок — я констатирую факт.